Человек со смешинкой в глазах
Боюсь, что, из всех ныне здравствующих, мало найдётся летописцев того удивительного времени. Делами давно минувших дней стали и деяния этого феноменального человека. Но, поскольку, человек этот был моим главным наставником, я не могу допустить, чтобы память о нем исчезла. Это было бы несправедливо. Несправедливо по отношению к нему, да и ко всей нашей Службе, которой он отдал большую часть своей жизни.
Леонид Степанович Широчин родился в 1920 году в деревне Бобровка Красноярского края. Из его «личного дела» мало что можно почерпнуть. Не любитель он был о себе рассказывать. Последняя, написанная им в 1953 г. автобиография, до предела сжата, как и весь его стиль изложения любых записей, начиная от служебных записок, кончая оформлением технических дел станций.
Приведу небольшой отрывок: «…в 1936 г. поступил наблюдателем ГМС Крутоярский зерносовхоз. С 1937 по 1939гг. служил в рядах РККА и с 1939 снова работал на ГМС Крутоярский з/с. В 1941 добровольцем пошел на фронт. После демобилизации (1946 г.) возвратился на прежнюю работу начальником метеостанции… В 1948 г. перевелся на работу начальником ГМС Александров Гай, Куйбышевского управления гидрометслужбы, а с 1949 г. начальником ГМС Куйбышев». В 1954 г. Леонид Степанович назначается заместителем начальника отдела сети, проработав в этой должности до 1962 года. Потом он снова назначается начальником отдела наблюдений Куйбышев, но в конце 1969 г. переводится в Колымское УГМС. Вернулся оттуда он в начале января 1977 года, был принят старшим инженером в отдел технической инспекции Куйбышевской гидрометобсерватории, в которой проработал до лета 1980 года, после чего уволился в связи с уходом на пенсию.
Мне мало что известно из фронтовой биографии Леонида Степановича, но то, что она была необычайно богата – факт. С первых дней войны он становится курсантом Новосибирского пехотного училища. В октябре 1941 г. он попадает на Центральный фронт, где получает первое ранение. Выписавшись из госпиталя в декабре, он до февраля 1942 года воюет на Калининском фронте. Снова получает ранение. В марте-апреле того же года оканчивает курсы младших лейтенантов, назначается командиром взвода и во время атаки на высоту в октябре 1942 г. получает третье ранение. На этот раз лёгкое. В ноябре 1942 назначается командиром роты автоматчиков и возвращается на Калининский фронт. Доподлинно знаю, что ему много раз приходилось ходить в разведку, а все разведчики – люди особого склада. Это не просто свист пуль над головой – это вся жизнь на грани смерти, которая постоянно подмигивает тебе, скалясь за левым плечом: «ну что, братец, не желаешь ко мне в объятия?». Окончил войну Леонид Степанович в звании капитана. Воевал в Польше, дошел до Берлина. Награжден тремя боевыми орденами: «Красного Знамени», «Красной Звезды», «Отечественной войны 2 ст.»; медалями: «За победу над Германией», «За освобождение Варшавы», и множеством юбилейных. На многочисленные мои просьбы рассказать о войне, философски отмалчивался, а однажды, посмеиваясь, рассказал почти юмористическую историю. Выбили они немцев из какого- то села и наткнулись на огород с картошкой. Накопали, почистили, сварили, а соли то нет. Ну как есть без соли? И тут у убитого фрица обнаружили мешочек с белыми кристаллами. Попробовали – соленые. Ну и бухнули всё в котелок. Перемешали. А «соль» то оказалась бертолетовая – слабительное. Ну, счастье еще, что фрицев далеко отогнали и не решились они идти в контратаку…
У Леонида Степановича не было высшего гидрометеорологического образования (ему удалось только окончить заочное отделение Московского гидрометтехникума и курсы инспекторов ГГО), но у него был колоссальный опыт руководства метеостанциями, в т.ч. с таким огромным объемом работы, как Куйбышев, где, кроме метеорологических, насчитывалось еще 9 видов наблюдений. Кроме того, эта станция была базой производственной практики студентов ВУЗов и техникумов, у руководства которой также долгие годы стоял Широчин.
Уже с 1948 года ему доверяли проводить инспекции метеостанций Куйбышевского УГМС. Также, будучи заместителем начальника отдела сети, он успел сделать необычайно много. Вот выписка из аттестации 1955 года: «Своё дело знает, любит и ревностно относится к работе. В поступках энергичен и объективен. Под его руководством сектор изучения метеорлогического режима значительно улучшил свою работу и не в пример прошлым годам полностью выполнил свой план»! Надо сказать, что в то время этот отдел был одновременно «отцом и матерью» всей нашей куцей и нищей сети. Недавно отгремела война, многие здания еще стояли разрушенными, и жизнь в землянках не казалась чем-то особенным. Электричество проведено далеко не везде, фонарь «летучая мышь» - непременный спутник всех ночных выходов на площадку и обработки материалов наблюдений по возвращении. Телефон в служебном помещении станции – редкость. Иной раз для передачи синсводок пару километров бежали или ехали на велосипеде на почту или в сельсовет… Кроме восстановления своей сети большое внимание уделялось организации ведомственных метеостанций при МТС и совхозах. Снабжение, оснащение приборами, оборудованием, строительство новых домов и метеоплощадок, внедрение новых методов наблюдений – всё это и многое другое курировал отдел сети. Отдельно следует рассказать о рационализаторской работе Леонида Степановича.
Всего в его личном деле имеется около 30 поощрений и значительная их часть – именно за эту работу. Одно из его предложений «Об использовании палетки Захарченко в работе инспекторов» я взял на вооружение и помогало оно мне целых 40 лет.
Ну вот, это как бы присказка. Теперь мои личные впечатления. Леонид Степанович Широчин был моим первым наставником в непростом инспекторском деле, передававшим свой опыт легко и свободно. Многое, если не всё, зависит от учителей. Мне сказочно повезло, потому, что свои первые инспекции проводил непосредственно под его руководством. Начинали работать еще в старом одноэтажном бараке обсерватории, настолько тесном, что поневоле напрашивалось сравнение о сельдях в бочке. Столы стояли впритирку друг к другу. Хорошо помню: чтобы выбраться в коридор, приходилось тревожить троих сослуживцев справа, которые вынуждены были вставать и задвигать стулья, освобождая дорогу… Возможность вырваться из тесноты на сеть воспринималась с восторгом! А проводить проверку вместе с Широчиным, инспектором от Бога – вообще было несказанной удачей! Не зря говорят: «Будьте реалистами, добивайтесь невозможного!». Таким был мой учитель.
Если поставить себе высокие цели и идти в их направлении, обязательно достигнешь вершины. А люди, желающие занять место на «скамейке запасных», ничего не оставят… Всего два года я с ним проработал. Но можно сказать, что и целых два года. Его школа была пройдена в ускоренном темпе, но зато и выпита до последней капли. Есть люди, обладающие огромными знаниями, но не умеющие их передать. А есть прирожденные учителя. Таким был Леонид Степанович. Его уроки – великолепная россыпь стиля, необычайных находок, и нестандартных решений. В те времена было принято составлять «личные творческие планы» и старшие инженеры брали шефство над молодыми. И еще раз мне необъяснимо повезло, что моим «шефом» стал именно Широчин. Многие относились к этим обязанностям формально, но только не он. Его техническая учеба никогда не ограничивалась тупым заучиванием Наставления. Почти всегда это были практические занятия: проведение снегосъемки, сличение, перевозка и даже чистка ртутного инспекторского барометра, выбор ориентиров видимости, определение закрытости горизонта, высоты и формы облаков, проверка всех, действующих на тот период приборов, ориентировка и разметка метеоплощадки в чистом поле.
Ох, как всё это в дальнейшем мне пригодилось при многочисленных переносах, да и организации с нуля новых метеостанций… Но вначале, мы, безусые юнцы, его ученики, были слишком ветрены, слишком склонны к легковесным суждениям, которые не основаны на опыте и знаниях. Сколько мы всего нагородили! Он не кричал на нас, как Любимцев. Многократно и терпеливо объяснял, а лучшие уроки преподал на своем примере. «Нам бы начальника, пожирней, да потолще...» - это любимая приговорка Леонида Степановича, одна из первых его фраз по приезде на станцию с инспекцией. Причем говорилось это с такой подкупающей непосредственностью, что штат тут же включался в игру: «У нас таких нет. Вы, наверное, в исполком приехали, а у нас одни сухонькие старушонки». «Были б кости, мясо нарастёт». Он знал несчетное множество всяких пословиц, поговорок, но, главное, умел к месту их применять. На мир смотрел с доброй усмешкой сквозь слегка прищуренные глаза. Он знал, что мир, как зебра, в полоску, относился к этому философски, но по мере сил, всё же стремился уменьшить число черных полос и это огромный плюс, потому, что большинство людей в лучшем случае, не уменьшают белые...Если дать ему мини характеристику, состоящую всего из трех слов, это будет: ИСКРЕННОСТЬ, КОМПЕТЕНТНОСТЬ, ПОРЯДОЧНОСТЬ.
Под его руководством я провел свои первые инспекции. Он был мой непосредственный начальник и главный советчик, собственно он и вывел меня на ту орбиту, с которой любые недостатки станции видны как на ладони, их не «замаскируешь», они сразу бросаются в глаза, автоматически, почти против воли, так, что не заметить их просто невозможно. Конечно, всему этому предшествовала большая кропотливая работа. Талант его еще был в том, что он любую работу мог сделать интересной. Мою учебу он начал с инспекции оперативной группы Рождествено. И первым моим «крупным» достижением в качестве проверяющего было обнаружение связки ключей в воронке осадкомера. Мы с моим наставником (только что говорившие о занижении осадков при любом нарушении методики) долго хохотали по этому поводу, а обескураженный наблюдатель ничего не мог понять и только лопотал в оправдание: «мы всегда там ключи прячем, это самое надежное место»...Подозреваю, что шеф обнаружил злополучные ключи раньше меня, но и виду не подал. Действительно, самый лучший экспромт, это тот, который хорошо подготовлен... Широчин предоставлял мне полную свободу действий, но так как большинство недостатков станции оказывалось вне поля моего внимания, он неназойливо подводил меня к ним, но так, чтобы, как и в случае с осадкомером, «право открытия» принадлежало мне. «Здесь всё нормально» - говорил я, проверив тот или иной раздел наблюдений. «Нет, ищи. Как минимум найдешь три недостатка. Полностью отличных станций не бывает». И если я находил четыре, он довольно усмехался в усы: «Нашел-то нашел, но это всё мелочь пузатая. Надо работать по крупному, искать те недостатки, которые влияют на качество». Именно он обратил мое внимание, что вообще речь должна вестись не просто о качестве наблюдений, а о качестве материалов (!) наблюдений, так как даже при исправных приборах и соблюдении методики, материалы могут быть забракованы, например, из-за нехарактерного места... Понятие «место производства наблюдений» для него вообще было святое. Инспекцию ведь тоже можно провести по-разному, в том числе, не выходя из кабинета. Но тут Леонид Степанович компромиссов не знал: ты должен изучить каждый участок не хуже наблюдателя, везде побывать сам и во все вникнуть! Он заставлял измерять угловые размеры каждого объекта видимости, расстояние до него, характеристику освещенности, приговаривая: тут мелочей не бывает. Однажды он совершенно справедливо забраковал черно-белые щиты видимости на АМСГ Смышляевка, потому, что они были из штакетника - с просветами через которые просвечивал фон снежного поля. Администрация согласилась, хотя и попеняла, почему это все предыдущие инспектора не обратили на это внимание. А его записи в техническом деле – это вообще классика! Он и внешне был нетороплив. Тем более никогда не спешил побыстрее замарать ТД. Написано пером – не вырубишь топором! Каждая его фраза – отточена, каждое слово – на своем месте: всё точно, лаконично, верно. Не убавить и не прибавить. Вы пробовали корректировать стихи Пушкина или Низами? Я пробовал – получается бред, в крайнем случае - мысль, «растекающаяся по древу». Заведенные им журналы и технические дела для меня до сих пор – эталон. А на эталон надо равняться. Он учил не только ясности изложения. Он внушал нам, что главное в инспекции – понимание того, что тебя понимают. И искренне стараются недостатки исправить. Ключевое слово здесь – «искренне», из-под палки ничего путного не получится. Настоящий инспектор освобождает, также как врач, от нужды в себе. Собственно в этом и состоит сакральный смысл инспекции – добиться такого улучшения, при котором она становится лишней. По возвращении из инспекции умел мастерски обеспечить контроль своих предложений. Как для станции, так и завязанных на этом служб и отделов. По принципу: либо ты делаешь вовремя, либо лучше ничего не делай. Доверяя, проверяй. Хвали – заслуженно. Брани – справедливо. И последнее, о чем хотел рассказать - о его кристальной честности.
Он не умел юлить и добивался однозначного ответа даже на сложные вопросы. Мы тогда работали по Наставлению 1969 года, которое он знал в совершенстве. А вот Наставление это совершенством не являлось. В нем было несколько положений с двояким толкованием. Он составил их перечень и намеревался сделать запрос в Роскомгидромет. Начальство, однако, сопроводительную подписать отказалось. Тогда он, во время своего отпуска и на личные деньги ездил в Москву, «искать правду», которую, конечно, не нашел, но уже сам этот поступок говорит о многом. Барометрическими журналами, которые он завел, я пользуюсь до сих пор, также как и Наставлениями и книгами с его пометками. В любое дело он вкладывал душу, потому оно и живет после его смерти. Леонид Степанович умер в ноябре 1993 года, страшно переживая развал Союза, распад экономики и нашей сети… А нам – продолжать его дело. Так, чтобы за державу не было обидно!
Пресс-секретарь ФГБУ «Приволжское УГМС»
Начальник отдела метеорологии Гидрометцентра
Вячеслав Демин